Текст был прислан на Конкурс музейных репортажей. Автор - Наталья Чернова, специалист по ЭВД Музейно-выставочного центра "Апатит" (Кировск), призер Конкурса музейных репортажей.
Кандалакшский государственный природный заповедник расположен на 550
островах Белого и Баренцева морей и на двух материковых участках, которые
не менее ценны, чем острова и акватория. Мы отправляемся к одному из них —
к острову Ряшков в Кандалакшском заливе. Идем на катере, осматривая
заросшие лесом острова (на некоторых расположены кордоны смотрителей),
островки с одной-двумя сосенками (невозможно романтичные!), а еще —
скопления каменных глыб, к которым тоже в случае аварии можно пристать.
Называют их лудами. Большинство заповедных участков — это морские
архипелаги с прилегающей акваторией. Плыть мимо можно, следуя
утвержденной карте, причаливать ни в коем случае нельзя.
Мерно работает мотор, пенится вода за бортом, к облакам вспархивают птицы.
Скоро они покинут наши края, улетят на юг.
— Смотрите-ка, наш любопытный друг приплыл!
Ольга Вейсблюм, заместитель директора по экологическому просвещению и
познавательному туризму, показывает вдаль, на кольчатую нерпу, ее голова, как
буй, качается на воде. О тех, кто посещает острова заповедника вплавь, —
отдельный разговор. Конечно, медведи — легко приплывают с материка.
Начали появляться моржи, которых раньше замечали только в Баренцевом море.
Фурор произвел гренландский кит — пришел в акваторию, а ему мелковато тут
и тесновато, да так и удалился. А еще в воде были замечены зайцы — плыли
себе безо всякой помощи деда Мазая...
Но основной рассказ Ольги Вейсблюм, конечно же, о пернатых, ради которых в
1932 году и был создан заповедник. В первую очередь, для охраны гаги
обыкновенной — морской утки, издавна славящейся ценными качествами
гнездового пуха. Сравнить ценность гагачьего пуха можно с соболиными
шкурками, и это сравнение неслучайно: как для сохранения гаги был создан
первый в мире морской заповедник в Кандалакше, так для сохранения соболя —
первый наземный в России, Баргузинский.
В 1975 году Кандалакшский залив Белого моря в пределах Мурманской области
был включен в список водно-болотных угодий, имеющих международное
значение в качестве местообитания водоплавающих птиц, и не только гаги —
гоголей, тупиков, орланов и многих других.
— Мы с вами стартовали с вершины Кандалакшского залива, где и были
заповеданы первые пара десятков островов, — рассказывает Ольга Вейсблюм,
— а в самой Кандалакше открылась контора заповедника, с жилыми комнатами
для ученых. Один из самых первых наших кордонов — остров Ряшков, есть
домик-кордон и на острове Лодейный, он с тридцатых годов неплохо
сохранился, там летом проживают и работают научные сотрудники. В 1938 году
был создан заповедник «Семь островов», спустя год на острове Харлов тоже
появился кордон.
В том же 1938 году для управления построили новый бревенчатый дом, и ему
же передали здание Кандалакшской церкви — в ней располагались научный и
охранный отделы, сувенирный цех и мастерские. И только к 50-летию
заповедника построили трехэтажное здание, где сегодня на первом этаже
располагается Музей природы.
К 50-м годам в заповеднике сложился сильный научный коллектив, и тогда же
стало понятно, что сотрудники с объемом работ на заповедной территории не
справятся, нужны помощники. С тех пор тут существует традиция на лето
приглашать в заповедник студенческие и школьные юннатские группы.
Работала молодежь и в Кандалакшском заливе, на Семиостровье и Айновых
островах, на Гавриловском архипелаге: проводили учеты гнездовий, вели сбор
пуха после того, как птицы увели из гнезд птенцов. Но основной юношеской
научной базой стал именно остров Ряшков, где ранее занимались даже
разведением гагачат в инкубаторах и затем в плавучих вольерах. Сейчас в
составе юннатских групп на Ряшков приезжают уже внуки тех первых юных
натуралистов: из Москвы, Санкт-Петербурга, Мурманска.
Но работа в заповеднике не только научная — нужно охранять территорию,
предупреждать ЧП. Например, пожары, которые способны возникнуть из-за
небольшого стеклянного осколка, прибившегося к берегу. Нет страшнее беды
для заповедника, чем пожар...
— А девяносто лет назад всё начиналось... с лыж, и все учеты зимой проводили
на них. Были и сани, лошадки, лодки — весельные деревянные и на парусах, —
рассказывает Ольга Вейсблюм. — На первой машине, что появилась в
распоряжении заповедника, работал наш сотрудник Досифей Жерихин, а в 50-х
у заповедника появился прототип первого снегохода, аэросани, которые сам
собрал инспектор Великоостровской инспекции Александр Хлопин. Это
транспортное средство так и называли — хлопинский вездеход, с баком от
мотоцикла, и мотором, снятым где-то на железной дороге. На нем в любое
время года он передвигался по территории — по снегу, камням и речным
порогам. Теперь-то у нас современные аэросани для зимних наблюдений, а
также быстроходные суда — на веслах ходить больше не приходится.
К 70-м годам суда заповедника появились на участках в Баренцевом море —
большие, серьезные, для выхода в открытое море подходящие. А еще после
войны по репарации заповеднику было передано парусное, бывшее военное
судно. Оно долго прослужило, на нем в 70-е годы возили морские экскурсии —
и такое когда-то бывало в заповеднике. Оно до сих пор стоит у причала, теперь
уже живописно разрушенное — своего рода достопримечательность.
Ольга Вейсблюм рассказывает нам грустные и смешные заповедные истории. В
том числе и о животных, млекопитающих и пернатых, что без устали приносят
ученым сердобольные граждане. А сотрудники заповедника не перестают
поражаться: столько лет в стране изучают природоведение, а до сих пор
основные принципы добрососедства человека и окружающей среды не усвоены.
Почему?
Основная задача заповедника — сохранить определенную экосистему в ее
естественном состоянии, минимизируя доступ на свою территорию или
акваторию. А для чего? Чтобы сохранить эдакий музейный экспонат — частицу
совершенно нетронутого, — для других поколений? Или же обеспечить тут
безопасность птицам, исчезновение которых повлияет на всю биологическую
цепочку?
— Экология — это наука о взаимодействии внутри природы, о внутренних
связях. Так и хочется сказать — связи природы и человека, но давайте не
забывать, что мы тоже ее часть! — напомнил Виктор Петров, исполняющий
обязанности директора Кандалакшского заповедника. — Да, у каждой особо
охраняемой природной территории свои задачи, но все они необходимы не
только для того, чтобы сохранить природу, но и нас с вами. Или хотя бы для
того, чтобы сделать нас более крепкими.
Виктор приводит пример того, как улучшается качество жизни людей,
проживающих рядом с ООПТ. Например, на этих территориях сохраняется
крупный, плотный лесной массив, который реально замедляет движение
воздушных масс. Значит, реже меняется погода, люди меньше страдают от
перепадов давления, снижается метеочувствительность. Если естественных
экосистем на территории мало — чаще сменяются погодные условия,
незначительно, но возрастает смертность. Получается, что, сохраняя природу,
мы сохраняем самих себя — вот и всё природоведение!
Домик смотрителя на Ряшкове глядит окошками прямо на волны, белесые в
лучах заходящего солнца. Наверное, море и названо Белым из-за этого
молочного оттенка воды. Сейчас отлив, обнажается литораль, на песке можно
заметить морские звезды. Колышется прибрежная трава, волосянец, по границе
которой всегда можно судить о линии прибоя. Рядом с домиком смотрителя
аккуратные постройки: банька, сарай. Тут же зеленеют молоденькие сосны. А
сам домик пуст — смотритель, молодой мужчина, совсем недавно умер. Найти
нового очень сложно — человек должен не просто переносить одиночество, он
должен быть заботливым хранителем заповедных мест и суровым их
охранником.
«Прекрасный остров! Была там в школьные годы на практике со студентами-
зоологами из Питера. Встретила удивительных людей — студентов, Евгения
Александровича Нинбурга и Виталия Витальевича Бианки, которых, к
сожалению, уже нет с нами. Это действительно удивительный остров. Вам
очень повезло там побывать!» — пишет мне взрослый человек, ученый
Кольского научного центра.
Думаю, да — это везение. И в том, что удалось ступить на заповедную землю,
провести день в тишине и размышлениях. А еще в том, чтобы сердцем
почувствовать, как же красива земля, которую никто не терзает, какими
красивыми становимся на ней мы сами.
Comments